We shall never surrender.
Название: Карта дорог.
Автор: elvishwolf и -Shiniko-
Бета: бетили вместе.
Пейринг/Герои: Занзас/Скуало, Маммон, Бельфегор
Рейтинг: NC - 17
Жанр: Ангст, слэш
Предупреждения: Нецензурная лексика.
читать дальшеСильная боль пульсирует в висках, словно желая свести с ума лежащего на кровати Скуало. Мечник пытается разомкнуть непослушные веки, но тут же крепко жмурится – яркий свет невыносимо режет глаза, да ещё и сфокусировать взгляд хоть на чём-то не представляется возможным. Зрение отказывается различать очертания предметов, всё расплывается, словно чернила на бумаге под дождём, и голова раскалывается так, что к горлу подкатывает тошнота, и во рту ощущается знакомый металлический привкус…
Кажется, в последний раз его рвало кровью.
Интересно, выиграл или нет? Скуало не помнит. Наверное, всё-таки победил, иначе какой смысл так упорно цепляться за жизнь?
Супербия вжимается в подушку, пытаясь спрятаться от раздражающего света: сил на то, чтобы привстать и сменить положение, у него нет. Парень старается расслабиться и уснуть, только боль, пока ещё глухая, задушенная лекарствами, уже начинает сводить мышцы, жидким огнём проникая в каждую клетку изувеченного тела…
Ему бы подремать… Хоть к Морфею, хоть в Тартар, хоть в вязкую, как болотная тина, пустоту, только бы урвать кусочек сна и забыть про боль. Тогда организм, привычный к нагрузкам, будет лечить себя сам, и восстановление пойдёт быстрее.
Да ещё эта грёбаная жара… В палате просто нечем дышать – так душно. Чёлка липнет ко лбу, волосы мокрые, а простыни и наволочку так и вообще хоть выжимай.
Или может, это у Скуало жар? Что ж, немудрено…
Юноша прекрасно понимал, что в палате, кроме него самого и мерзко пищащих приборов, никого нет. Но всё-таки раскрыл спёкшиеся, растрескавшиеся и кровоточащие губы в хриплом шёпоте-выдохе:
- Пить…
И вроде бы, не просит, просто озвучивает желание, но втайне отчаянно надеется: а вдруг кто-нибудь услышит?
Скуало кривит израненные губы в улыбке. Какое там услышат, он даже своего голоса не узнаёт…
Каково же было удивление мечника, когда со стороны окна донёсся пьяный смешок.
Доплавалась, золотая рыбка. Галлюцинации начались.
А когда к сухим губам чья-то рука поднесла стакан с прохладной водой, Скуало не то, что удивился – охренел сверх меры.
Парень кашляет, делая жадные, быстрые глотки, стакан чуть отклоняют, поддерживая Супербию под голову, и Скуало, будто через слой ваты, слышит чей-то хриплый смех:
- А ты живучий, мусор. Нет, если хочешь подохнуть – я не против, - за волосы ощутимо тянут, - Но подохни красиво, грёбаная рыбина, захлебнуться после такого – не комильфо.
- Да у тебя, мать твою, не спросился… - надсадно хрипит Скуало, отстраняясь. Голос кажется ему до боли знакомым, и мечник по привычке огрызается. Думать о том, кому он принадлежит, Супербия не хочет.
Его тянет в сон. Не иначе, как в воде было снотворное….
- Только попробуй сдохнуть, - слышит Скуало на грани сна и реальности, - Я тебя из ада вытащу и снова убью, мусор.
Парень усмехается, отдавая искалеченное тело и разум на милость Морфея. У некоторых галлюцинаций паршивого характера не отнять.
***
Скуало никогда не сдавался. Он был готов умереть, но достичь поставленной цели, даже если эта цель недосягаема.
На напряжённом, будто перетянутая струна, теле, нет ни единого живого места, а забинтованная культя левой руки до сих пор кровоточит и болит так, будто с несуществующей уже кисти заживо сдирают кожу и мышцы.
Силы выпиты до самого дна. Организм работает на износ и теперь, кажется, держится только на упрямстве и гордости своего хозяина.
Когда на карту поставлены цели, Скуало превращается в отлаженный механизм, для которого нет ни боли, ни страха. Не будет ни пощады, ни ничьей. Либо победа, либо смерть.
…Меч напоен кровью до самой рукояти. У ног молодого мечника поверженный враг, до последнего вздоха не выпустивший из руки оружия.
Для Тира – достойная смерть. Для Скуало…победа?
Упругие холодные струи дождя смывают с тела кровь и грязь, оплакивая побеждённого и поздравляя победителя. Супербия хрипло смеётся, давясь своей кровью.
Император Мечей повержен. Теперь этот титул, равно, как и главенство над Варией, по праву принадлежит ему.
Лезвие чужого меча легко вонзается в землю, заменяя павшему хозяину надгробие, и Скуало, не оглядываясь, уходит с поля битвы.
Варийцы удивлённо глядят на белобрысого пятнадцатилетнего мальчишку, перемазанного кровью. Спина у него идеально прямая, плечи расправлены, шаг твёрдый и уверенный, сомнений не остаётся – хозяин, победитель.
На траву тяжёлыми каплями падает кровь, отмечая путь за Скуало. Будто по красной ковровой дорожке идёт. Что ж, Императору положено. А что кровь своя – это ничего. Всего лишь цена.
В свинцово – серых, как грозовые тучи, глазах – немой вопрос:
«Ну, кто осмелится не признать?»
Взгляд у будущего босса острый, пронзительный…
Признали все.
Мечник сипло смеется, глядя на удивленные лица людей, что его окружили. Задача выполнена, и теперь ему можно расслабиться. Жаль только, что сил на то, чтобы дойти до базы, у него не осталось – вымученный организм брал своё.
Как будто чья-то рука опустила рычаг, и механизм, благодаря которому Скуало до сих пор оставался на ногах, замер.
Словно батарейки сели.
Когда кто-то поднимает его с сырой, напитанной влагой и кровью земли, парень собирает остатки сил и отталкивает чужую руку – пустите, мол, сам дойду. Вырывается, с трудом выпрямляет спину, делает несколько неверных шагов, падает, оскальзывается, харкает кровью, но снова и снова поднимается.
Не дойдёт, так доползёт. Сам.
Когда Скуало всё-таки поднимают на руки, ему не то, что вырываться – дышать больно. Взгляд у него цепкий, злой, мутный, брови сведены к переносице, перед глазами всё плывёт, и веки тяжело держать открытыми.
Вот тебе и пятнадцатилетний вихрастый подросток.
- Держитесь, босс, - слышит Супербия на грани сознания и усмехается краем рта. Чёрта с два он сдохнет – не для того он кровью и плотью эту победу вырывал.
***
Оправлялся Скуало тяжело и болезненно. Слабость и беспомощность его несказанно бесили, но, увы и ах, тело отказывалось ему повиноваться, отзываясь на каждое движение вспышкой лютой боли.
И отрубленная рука продолжает ныть. До самых кончиков отсутствующих пальцев. Но к этой боли Скуало уже успел приноровиться. Чуть позже ладонь ему заменит лезвие меча.
А время тянется издевательски медленно, будто безвкусная жевательная резинка. Около двух недель понадобилось только на то, чтобы перебороть боль и, наконец, суметь подняться с постели. В первое время чувства были задавлены сильными лекарствами, и большую часть времени Супербия дремал, уступая вязкому тяжёлому сну. А потом, как только появились силы для того, чтобы самостоятельно держать голову, стал отказываться от обезболивающих. Ночами, конечно, хотелось на стену лезть, но лучше привыкнуть к боли, чем потом мучительно отвыкать от лекарств.
Никто не сомневался – выживет, выкарабкается, стервец. Не такой породе да в деревянный ящик.
И ведь правда. Выкарабкался.
Под белоснежной рубашкой тело ещё перетянуто лентами бинтов, но Скуало уже не обращает на них внимания. Так мелочи, царапины. Последние швы скоро снимут, а к механическим пальцам он почти привык. Только болит перед непогодой.
На приёме в особняке Девятого Вонголы уже никто не смотрит на него, как на отчаянного, не в меру зубастого щенка. На него глядят, как на равного. И по сравнению с этим тот факт, что после боя с почившим Первым Императором Мечей собственной крови в теле Скуало было меньше, чем сильнодействующих препаратов меркнет и бледнеет.
А ведь это только начало.
И вроде бы, попасть сюда довольно почётно, но делать на этом приёме совершенно нечего. Супербии скучно. От алкоголя его воротит – напоминает о том, что растворами и прочей дребеденью он накачался на всю оставшуюся жизнь. А вот то, что мероприятие проходит на свежем воздухе, радует. Жаль только, дышать пока тяжело – рёбра не зажили. Убраться бы отсюда побыстрее…
И вдруг что-то заставляет молодого мечника остановиться. Застыть на месте и обернуться назад. Супербии кажется, что в спину ему направлено острое жало добела раскалённого меча. С насыщенно-красными каплями непролитой ещё крови, застывшими на лезвии.
Взгляд у Занзаса пронзительный, немигающий. Как у приручённого волчонка. Смотрит лютым зверем, будто изучает, принюхивается. А потом упрямо сводит брови и поджимает губы.
Он тоже сумеет. Уже сумел.
У Занзаса взгляд истинного лидера. Плевать, что он пока всего лишь волчонок в матёрой стае – такой станет вожаком, за которым хоть в Рай, хоть в Преисподнюю пойдут и вернутся.
В глубине глаз цвета бургундского вина – яростное, безумное пламя. Завораживает, вливается в вены, зовёт за собой…
И только под взглядом этих глаз Скуало впервые склоняет голову и добровольно отступает, положив Варию к ногам Занзаса.
Место босса Вонголы тот вырвет сам.
…Третья бутылка виски прямым попаданием полетела в мусорное ведро. Скуало абсолютно не разбирался в алкоголе – ему было все равно, что и как пить. Однако точно знал, что наутро голова у него будет лёгкая и пустая – тренироваться он будет в любом случае, а всё остальное – мелочи, не достойные его внимания.
Супербия молча смотрел на сидящего, вернее, вольготно развалившегося в кресле Занзаса. Чем больше тот пил, тем меньше напоминал мечнику сжатую пружину, и тем менее злым и колючим становился его взгляд.
Сейчас сын Девятого похож на сытого льва. Вроде бы, спокоен, расслаблен, почти дремлет, но чуть что не по его – сожрёт и не подавится.
Скуало с недоумением всматривается в Занзаса, не переставая поражаться ему. Мечник удивлён - этот чёртов высокомерный придурок ещё и недоволен своей жизнью. Сын Девятого Вонголы, наследник, живет в достатке, ничем не обделен. Словца поперёк не скажи, а скажешь – будешь не рад. Однако избалованным Занзас не выглядит. Он просто берёт то, что принадлежит ему по праву. Или вырывает зубами, это уж как придётся.
Так чем же Тимотео не устраивает родного сына?
- Вроой, - не своим от выпитого голосом тянет Скуало, - Занзас, ты… странный. Тебе жить хорошо, так какого черта ты ведешь себя так? – Супербия дерзит беззлобно, без яда, скорее, по привычке – Занзаса он начал уважать с первой же минуты их знакомства.
Смех у Занзаса не то, чтобы неприятный… Только кажется, что хохот вот-вот скатится в истерику.
- Супербия, - пальцы теребят одно из вплетённых в чёрные волосы перьев, - Вот скажи: ты, когда своей железкой машешь, следишь за тем, чтобы спина была прикрыта?
Скуало не понимает, к чему клонит будущий Десятый, но медленно кивает.
- Так вот… А у меня в загривке нож. Давно всадили, но как старались! Глубоко, с анестезией загоняли, мать их, хрен вытащишь теперь. Разве только с мясом, с кровью.
Супербия молчит. Ответить ему нечего.
Так и сидят. Молча, время от времени прикладываясь к стаканам, и не глядя друг на друга.
В комнате жарко, душно. Мечник ослабляет узел галстука и расстёгивает верхние пуговицы рубашки.
Чёртов виски. Чёртов босс.
Тишину разрывает кашель - Скуало поперхнулся. Кажется, ему уже достаточно, иначе вставать утром будет ой как тяжко…
Супербия восстанавливает дыхание и уже собирается вытереть виски с губ и подбородка тыльной стороной ладони, как вдруг его крепко хватают за запястье.
- Он, блять, стоит больше, чем твоя никчёмная шкура! – шипит Занзас, вжимая Скуало в кресло. Хватка у него мёртвая – не вывернешься. И взгляд цепкий, обжигающий, хмельной…
- Да пошёл ты… - хмурится мечник, глядя в винно-красные глаза оппонента. Почему-то ему кажется, что если сейчас в комнате раздастся хруст ломающейся ключицы, он ничуть не удивится.
Занзас заносит руку, и Супербия уже ожидает крепкой затрещины. Или удара в челюсть. Как повезёт.
А вот того, что босс аккуратно соберёт янтарные капли и слижет их с пальцев… Это уже что-то из области фантастики.
Удивительное рядом.
В ответ на недоумевающий взгляд острых серых глаз Занзас лишь пожимает плечами, мол, не пропадать же добру?
В другое время – убил бы за такое. Ни на секунду не усомнившись и не пожалев потом о содеянном. А сейчас то ли алкоголь действует, то ли он просто устал, но Скуало лишь упирается рукой в плечо Занзаса, лениво пытаясь оттолкнуть его. А потом и вовсе прекращает сопротивляться.
Если Занзас пропил последние драгоценные граммы серого вещества – это его проблемы. Главное, шею свернуть не пытается, да и пулю в лоб пускать, вроде, не собирается.
Пусть его… Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы никого не убило.
- Врой, да делай, что хочешь, чёртов босс! – раздражённо рычит мечник. И тут же осекается и замирает, когда Занзас прижимается лбом ко лбу Супербии.
И чёрт же его дёрнул такое ляпнуть. И не кому-нибудь, а этому чёртовому красноглазому придурку. За свой язык придётся расплачиваться….
Лоб у Занзаса горячий, как сковородка. Пламя Ярости сейчас дремлет, свернувшись сытым зверем и оставив в груди пустоту, которую до смерти хочется заполнить. Хоть чем-то….
- Не нарывайся, мусор, - негромко произносит сын Девятого, расслабленно прикрыв глаза. Двигаться ему не хочется. И убивать эту белобрысую бестолочь тоже желания нет. А вот так сидеть почему-то хорошо, уютно. Создаётся ложное ощущение того, что спину ему всё-таки прикрывают…
А может, и не ложное. Может, для этого мусора с рысьими глазами глупая клятва что-то, да значит…
Если уж эта безбашенная акула склонила голову и покорилась, значит, до конца пойдёт. Такие не бросают.
Запах у него – и то свой. Приевшийся, знакомый. Спёкшаяся кровь, порох и алкоголь.
Кстати, пить Супербия так толком и не научился ещё. Да ему, вроде, и незачем.
Губы у него ещё влажные после виски. А он, как раз, только что закончился…
Занзас касается уголка губ Скуало своими, сухими, обветренными, собирает последние капли. И усмехается.
Твою же мать, так это называется поцелуем! Интересно, а как этот вихрастый кусок идиота отреагирует?
Весь подобрался, дышит шумно, часто, с присвистом… И взгляд злющий, удивлённый. Но никак не испуганный.
Ну не знают, не знают в Варии такого понятия, как страх.
Занзас усмехается. А если немного иначе?
Лёгкие, будто бы и не значащие ничего касания губ превращаются во властный поцелуй.
Глаза у Скуало широко распахнуты, радужка посветлевшая, почти белая. Не удивлён – шокирован. И вырывается почему-то не сразу…
- Совсем сдурел, чёртов босс? – бухтит Супербия, сердито глядя на Занзаса из-под отросшей чёлки.
Вот тебе и первый поцелуй, которым этот конь Дино ему все уши прожужжал. Интересно, что ещё взбредёт в эту хмельную головушку?
- Сам сказал: делай, что хочешь, - недобро усмехается Занзас, притягивая Скуало за острый подбородок. Вкус виски отдаёт железом – этот придурок умудрился где-то рассадить губу. Но отрываться не хочется. Понравилось.
И, кажется, не одному Занзасу. Супербия не вырывается.
И не явно не только потому, что босс ему шею свернёт – у акулы тоже дури немерено. Просто не хочется. К тому же, это, оказывается, не так уж и омерзительно. Даже приятно.
В комнате тепло, почти жарко, а Скуало покрывается холодной испариной, вздрагивает, что не укрывается от Занзаса:
- Знобит тебя, что ли? – быстро щупает лоб и снова впивается в губы, зализывая ранку, - Учти, мусор, если подохнешь где-нибудь на миссии из-за этого, я тебя из-под земли достану и грохну, ясно тебе?
- Да катись ты к чёрту…
А целоваться босс умеет, ничего не скажешь. Губы кровоточат, болят, но Скуало входит во вкус, подаётся навстречу, отвечает…
Ему это…нравится?
Грёбаный Луссурия, убить гомика мало. С кем поведёшься, как говорится.
Занзас ухмыляется, что несказанно злит Супербию. Скуало сам притягивает к себе босса, целует глубоко, настойчиво. Не одному Занзасу всё дозволено.
Горячие сильные пальцы ложатся на белое горло, и мечник вздрагивает. Вот же идиот, забыл, с кем имеет дело. Придушит – и поделом.
Удивительно, но пальцы Занзас не сжимает, только с прямо-таки детским любопытством гладит незащищённую открытую шею.
Зрачок у Скуало расширяется, почти перекрывая серую радужку. Не думал, что позволит. А уж тем более не подозревал, что от прикосновений к горлу руки, которая может с лёгкостью отправить его к праотцам, может так сладко тянуть внизу живота.
- Что, нравится, мусор? – ухмылка на лице Занзаса становится шире, когда тот видит на бледных скулах мечника едва заметный румянец.
- Руки убери! – беззлобно ворчит Скуало, скорее, по привычке. Нет, он хочет, хочет, чтобы ладонь босса подольше оставалась на его горле. Такое позволено только Занзасу, любой другой бы давно получил полметра стали под рёбра.
А чёртов босс наглеет всё больше, касается кожи горячими шершавыми губами, спускается ниже, целует во впадину между ключицами, и Супербия давится воздухом. Брюки ему уже жмут.
Потом всё можно будет свалить на то, что оба были пьяны в доску, а пока… Будь, что будет.
Да босс, видно, и сам возбуждён не меньше. Но ухмыляться эта красноглазая сволочь не перестаёт. Дразнит, как бы невзначай проводит рукой между ног, касается губами шеи, вновь заставляя мечника вздрогнуть, а потом склоняет голову и утыкается в плечо Скуало:
- Мусор…
- Чего тебе, чёртов босс?
- Ты в курсе, что у тебя стоит?
- Аналогичный вопрос.
Горячая рука снова касается шеи, и Скуало лениво переводит взгляд на Занзаса.
- Сними эти тряпки, что ли… Я хочу дальше посмотреть.
Супербия хмыкает и расстёгивает пуговицы:
- Будь по-твоему, чёртов босс.
***
Занзас оглядывает обнаженное тело Скуало, хищно облизываясь. Мечник был хорош, чертовски хорош. Весьма тонок и гибок, худой – но в то же время хорошо сложенный, похожий на лёгкий смертоносный клинок. Супербия глубоко и часто дышит, исподлобья глядя на Занзаса. Грудь часто поднимается и опадает, стройные ноги широко разведены, дрожит, весь в холодной испарине, и босс в некоторой степени заворожен этим зрелищем. Красив, стервец, ничего не скажешь.
Раскрытый, ничем не защищённый… Вряд ли кровожадная акула Варии позволяла видеть себя таким кому-либо ещё, и мысль об этом была чертовски приятна. И Занзас сделает так, чтобы он принадлежал только ему, и никому более.
Сжат, как пружина, весь в каких-то синяках, подживающих порезах, шрамах, левая ладонь, теперь уже механическая, затянута в перчатку, волосы встрёпаны… Не акула, а драный уличный кошак, честное слово.
«Интересно, - ухмыляясь, думает Занзас, - А если его за ухом почесать – заурчит?»
- Врооой, ты вконец охренел?! – шипит мечник, когда босс вжимает его в подушку, но замолкает, когда на затылок ему ложится широкая ладонь, а нежной кожи за ухом касается чуть шершавый, как у кошки, язык. Скуало давится воздухом и рассержено сопит. За урчание сойдёт.
Волосы у Супербии, оказывается, мягкие, густые. Отрастут – приятно будет пропускать сквозь пальцы. Хотя это вряд ли. Всё уже решено, и совсем скоро Занзас станет Десятым.
Но ему почему-то кажется, что гриву Скуало всё-таки отпустит.
- Врой, чёртов босс! – Занзас морщится и нехотя отрывается от своего занятия. Что ни говори, а глотка у этого акульего мусора лужёная, - Какого ты там всё пробуешь?! Жри уже!
- Учти, белобрысый идиот, я тебя за язык не тянул.
«Доведи акулу до невменяемости» - игра, безусловно, интересная. Но опасная. Скуало беспрестанно дёргается, шипит и ругается, что Занзаса бесит и нервирует.
- Вроооой! – Супербия старается не двигаться – босс может запросто сломать ему руку, которая и срослась - то сравнительно недавно, - Т-ты что творишь….
Пока Скуало злобно пыхтит в подушку, оставаясь в одном положении, Занзас разглядывает тощую спину с выступающими позвонками и острыми крыльями лопаток. Шрамы на белой, блестящей от пота коже складываются в карту дорог, пройденных мечником. Ему идёт…
Занзас, не ослабляя хватки, проводит носом вдоль позвоночника, целует, зализывает старые шрамы. Каждая отметина оставлена чьей-то рукой, и он хочет оставить поверх них собственные метки…
- Да понял я уже, что ты так просто от меня не отвалишь… Отпусти, дёргаться не буду, - примирительно-сердитым тоном выдаёт Скуало. Занзас, усмехнувшись, разжимает пальцы, и Супербия, хмуро глядя на босса из-под чёлки, растирает затёкшее запястье и переворачивается на спину.
Босс целует выступающие ключицы, рассечённые светлыми рубцами, оглаживает горячими пальцами грудь, и удовлетворенно отмечает: дышит Скуало неровно, глубоко и часто, прикрывает глаза, старается не двигаться. Значит, хорошо…
Занзас касается губами впалого рельефного живота. Мышцы напряжены страшно, да он и сам, как струна: тронешь – зазвенит. Вздрагивает, комкает в ладонях покрывало, разводит ноги чуть шире, чтобы боссу было удобнее. И кладёт на чернявую макушку длиннопалую ладонь, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы. Дышит медленно, глубоко, пока Занзас издевательски-медленно проводит влажную дорожку поцелуев-укусов к низу живота…А потом дёргается и резко отпихивает его от себя.
Кто ж знал, что белобрысый мусор боится щекотки?
Скуало едва ли не плюётся ядом и концентрированной серной кислотой, когда босс, не переставая садистски улыбаться, начинает медленно водить пером по его животу, незаметно переходя к внутренним сторонам бёдер.
- Д-долго ещё играться в вождя краснокожих будешь? – шипит Супербия, нетерпеливо ёрзая под Занзасом.
- Заткнись.
Продолжается пытка удовольствием – как бы Супербия не ершился, ему это нравится - недолго. Босс откладывает перо и переключает внимание на бёдра.
У Скуало перехватывает дыхание. К ласке они не приучены – ни тот, ни другой, а поэтому изводить эту невозможную акулу особенно приятно. Мечник снова хмурится, недовольно бормочет что-то, шипит. Супербия – это Супербия, и этим всё сказано.
Ноги у него длинные, стройные, с длинными узкими ступнями. И - куда же без этого - в синяках и царапинах. Любоваться можно бесконечно, равно, как и прикасаться.
Когда Занзас впервые касается губами длинного, почти сошедшего рубца на голени, то не без удовлетворения отмечает, что варийская акула поджимает пальцы и разводит ноги чуть шире, открывая более чувствительную кожу на внутренних сторонах бёдер. А потом совсем затихает, выпадая из реальности, когда босс, улыбнувшись краешками губ, гладит нежное место горячей ладонью и целует….
Скуало кусает губы, смотрит исподлобья, но тело выдаёт его с головой. Виски бьёт в голову, но больше этого его сводит с ума то, что сейчас вытворяет Занзас.
Босс льнёт к губам Скуало, мимолетно целуя его, а затем касается длинными пальцами губ парня – и тут же натыкается на непонимающе-возмущённый взгляд серых глаз.
- Не тупи. Ты ж рехнёшься, если насухую.
И Скуало, так и не высказав возмущения, приоткрывает губы и медленно облизывает каждый палец босса, мягко посасывает указательный и средний пальцы, изредка покусывая их. Занзас же откровенно любуется его действиями, разглядывая бледное лицо. Чуть более расслаблен, чем раньше, дыхание глубокое, рваное… Ему хорошо, а значит, банкет можно продолжать.
Приёмный сын Девятого горячей шершавой рукой гладит Скуало по низу живота, задевая светлые волоски в паху, огибает линию бёдер и касается подушечкой указательного пальца сжатого кольца мышц, слегка надавливая. Супербия мгновенно неловко зажимается и дёргается в сторону:
- Вроой! Совсем сдурел?!
Нет, так дело не пойдёт. Занзас подтягивает мечника к себе, вынуждая того прижаться к его груди и медленно гладит большим пальцем выступающую тазовую косточку. Затихает, успокаивается, прекращает дёргаться, к чему-то прислушиваясь, терпит, пока босс почти осторожно массирует покрасневшее отверстие.
- Расслабься, мусор, ты ж не баба какая-нибудь, - Занзас оглаживает внутреннюю сторону бедра Скуало, когда тот, наконец, раскрывается. Заслужил поощрение.
Ему-то легко говорить, ворчит про себя Скуало и резко вздрагивает, когда Занзас вводит в него палец на одну фалангу. Не то, чтобы ему было больно, давящее ощущение заполненности, скорее, просто неприятно, но ему это кажется ненормальным, совершенно ненормальным – чувствовать в себе пальцы босса. Занзас лишь ухмыляется, тем не менее, внимательно наблюдая за реакцией мечника – вдруг что-то не так? Не искалечить бы. А ещё очень уж хочется послушать, как эта чёртова акула стонет…
Занзас медленно вводит палец чуть глубже, ласкает изнутри, растягивает. Супербия часто дышит, кусая губы и комкая простыни, порывается свести острые колени вместе, но только крепче сжимает плечо босса механическими пальцами, когда на затылок ему ложится чужая рука. Теплая ладонь, как ни странно, весьма успокаивающе гладит Супербию по голове, словно отвлекая его этим жестом от возможных неприятных ощущений. Босс неторопливо перебирает прядь за прядью, собственнически усмехаясь – отныне Скуало принадлежит ему, и никому более. Занзас наклоняется к мечнику, медленно обводит кончиком языка тонкие губы Скуало и целует его, одновременно добавляя второй палец. Акула широко распахивает глаза, резко отстраняется и кусает босса за плечо, вздрагивая всем телом.
- Больно тебе, что ли? – Занзас тянет за серебристые пряди и берёт Супербию за острый подбородок.
- Да сам бы…попробовал, придурок… - шипит Скуало, но рот ему затыкают глубоким властным поцелуем.
Когда пальцы продвигаются чуть глубже, мечник недовольно морщится. Разумеется, ему больно – смазки слишком мало, однако, отвлечь его довольно легко.
Длинные тёплые, почти горячие пальцы задевают что-то внутри, и Скуало тихо, едва слышно стонет. Предательская простата…
Занзас победно улыбается, посильнее надавливая на чувствительное место. Супербия сам признал своё поражение, и надо сказать, стонет эта блажная рыбина чертовски красиво. Не сравнить с его воплями.
Скуало жмурится и сводит брови к переносице, против своей воли подаваясь вперёд. Сдаваться на милость победителя он вовсе не желает (ну, почти), а проклятое тело, ещё недавно губкой впитавшее сто тысяч чужих атак, точно так же прочно запоминает и об удовольствии. И само тянется к его источнику.
- Грёбаный босс… - полушипит-полустонет Супербия в ухо Занзасу. Ему больно, неприятно, досадно от того, что так легко сдался, и чертовски хорошо вместе с тем, так что пока что он позволяет продолжать. И ведь серые глаза уже заволакивает мутной пеленой удовольствия, хоть он и не спешит это признавать. Движения всё заметнее, увереннее, стоны всё громче. Всё-таки сдался. Сейчас ему можно…
Когда на живот мечника падают прозрачные капли его собственной естественной смазки, Занзас решает – достаточно. И медленно вытаскивает пальцы.
- Врой….Да ты осатанел, - недовольно шипит Супербия, не глядя на босса. Тяжело дышит, зрачки почти перекрыли посветлевшую, почти белую радужку, раскрытый, обнажённый, ноги широко раздвинуты, тонкие пальцы на узких стопах поджаты, напряжённый член сочится смазкой… Потрясающее зрелище. И ведь только ему, Занзасу, позволено это видеть.
-Только попробуй кончить раньше, хренова псевдоакула – пристрелю, - хмыкает босс Варии, подхватывая Супербию под бёдра. Тот послушно приподнимается, раздвигает ноги, и Занзас, поддерживая его, направляет член в раскрасневшийся растянутый вход.
И в последнее мгновение догадывается зажать акуле рот.
Кусается Скуало так, будто у него и впрямь полторы тысячи зубов в три ряда. Шипит, дёргается, пытается отодвинуться, да куда там… Хватка у Занзаса мёртвая. А ещё этот чёртов босс так и не дал ему привыкнуть, сразу начав двигаться.
- Врооой, ты не резиновую бабу трахаешь! Мне, между прочим, больно, блять!
- Заткнись, - рвано выдыхает Занзас, всё же чуть замедляясь. Оказывается, у мусора вполне себе неплохой голос, когда он не орёт, а уж его стоны можно слушать до бесконечности. Довести его до хрипоты всё равно не получится – горлу Супербии хрипеть не пристало. Внутри Скуало страшно тесный и горячий, сжимается почти до боли, и двигаться тяжело. Если не расслабится, стонов Занзас больше не услышит.
Супербия, дотоле активно вырывающийся и стремящийся отстраниться, замирает, когда горячая широкая ладонь босса с разбитыми в кровь костяшками скользит по его животу, размазывая прозрачные капельки смазки, касается бёдер, легко поглаживает возбуждённый член, потирает большим пальцем влажную головку, ласкает яички… А потом он снова задевает бугорок простаты, и мерзкое ощущение того, что тебя будто разрывают пополам сменяется почти болезненным острым удовольствием. Перед глазами всё плывёт огненными пятнами, голова кружится, и Скуало, тщетно пытаясь найти точку опоры, впивается пальцами в широкие плечи. В другое время Занзас бы его убил, обязательно убил, но сейчас только удовлетворённо хмыкает и терзает шею и окровавленные губы жадными поцелуями.
Босс уже не контролирует свои действия – от тугого горячего тела, белой, блестящей от пота кожи, расчерченной полосами шрамов, и протяжных редких стонов у него напрочь сносит крышу. Толкается глубоко, сильно, резко, заполняет до самого основания, каждый раз задевает простату, и не перестаёт наслаждаться тем, что эта невыносимая гордая акула покоряется только ему.
Супербия пытается что-то сказать, задыхается, бормочет что-то в ухо, но снова срывается на стон, крепко вцепляясь в широкие смуглые плечи. Сжимается он так, что сам Занзас чувствует лёгкую боль, извивается змеем, подаётся вперёд, толкается членом в руку, пытается убрать с глаз мокрую от пота чёлку и смотрит мутными, но по-прежнему пронзительными глазами. Стоны становятся громче, переходят в оглушительные крики, и босс прижимает к перемазанным кровью губам ладонь. Скуало под ним мечется, жмурится от болезненно-вязкого тягучего, как патока, и острого, оглушающего удовольствия, подаётся навстречу и тянется к своему паху, накрывая своей ладонью ладонь Занзаса. Зрелище сводит с ума, и приёмыш Девятого понимает, что больше он не выдержит. Занзас делает несколько быстрых, резких, особенно глубоких толчков, подхватывает Супербию под поясницу, чувствуя, как тот дрожит, и его собственное тело сводит судорогой оргазма…
А потом они оба на время выпадают из реальности…
- Босс… Слезь с меня, придушишь же к чёртовой матери, - раздаётся в комнате хриплый голос Скуало. Супербия силится приподняться на локте, пытается спихнуть с себя тяжёлое горячее тело и вновь откидывается на подушки, осознав бесполезность затеи. Занзас сейчас похож на здоровенного ленивого кота – ничего не будет делать, пока сам не захочет.
Босс сонно приоткрывает один глаз и нехотя скатывается, но лишь для того, чтобы полюбоваться на то, до чего он довёл эту чёртову псевдоакулу. А посмотреть определённо есть на что.
Губы у Скуало припухшие, истерзанные, разомкнутые, подбородок перемазан кровью, на белом горле алеют следы укусов и засосов. На шее, ключицах, тяжело вздымающейся груди блестят бисерины пота. Живот покрыт естественной смазкой и плёнкой подсыхающей спермы, бёдра и простынь под ним в белых разводах. Надо же, оказывается, акулий мусор получил удовольствие… Надо будет повторить при случае, думает Занзас, подминая Супербию под себя. Тот снова недовольно ёрзает и хмурится:
- Твою мать… Занзас, хренов ты эгоист, я теперь не то, что сидеть – ноги нормально свести не могу… Поаккуратнее не мог?!
Скуало трёт немилосердно слипающиеся глаза, ворочается, возмущённо сопит над ухом, и Занзас по-хозяйски обхватывает мечника за талию, зевая, будто сытый лев:
- Умолкни. И спи уже, мусор.
Скуало, конечно, замолкает не сразу, но вскоре устраивается поудобнее, насколько это вообще возможно под тяжеленным телом босса, и затихает. Стало быть, уснул.
«Надо будет как-нибудь повторить», - усмехается Занзас, запуская пальцы в растрёпанные серебристые волосы, и слышит сонное «Отвяжись, чёртов босс, я спать хочу». Мусор совершенно зарвался, но убивать его пока не хочется, поэтому он всего лишь несильно сжимает бедро Супербии и проваливается в сон.
Такие встречи повторятся не раз и не два. А через два с половиной месяца состоится бунт против власти Девятого.
***
Скуало не имел привычки долго спать, однако этим утром мечнику не хотелось просыпаться от слова совсем – уж слишком теплой и уютной казалась ему кровать. Вот только почему-то сразу с двух сторон.
Однако Супербию разбудила мысль не об этом, - что-то очень больно упиралось ему в сломанные ребра и пиналось. И опять же, с двух сторон.
- Мать твою, что за херня… - недовольно заворчал Скуало, лениво открывая глаза. Под одеялом явно что-то копошилось, и мечник резко сорвал его с кровати.
К нему тесно прижималось два лохматых чуда, одно из которых ехидно шишишикало сквозь сон, а второе, размером с пол руки Скуало просто что-то тихо сопело.
- Ну и какого хрена вы оба здесь делаете? - взвыл Супербия, сверля взглядом вольготно расположившихся в его постели Маммона и Бельфегора. Ладно, иллюзиониста притащил этот венценосный сопляк, а сам-то он зачем припёрся? Вроде, после того, как Скуало выпорол Бела на днях, мальчишка клялся, что прирежет его при первой же возможности. И вот, пожалуйста – подкатился под бок и спит, как ни в чём не бывало.
- Какого чёрта ты тут забыл? – прошипел мечник, встряхивая Маммона. Тот лениво поднял голову:
- Прекрати меня трясти. Для меня гораздо экономнее спать с вами. На дворе не май месяц, с отоплением в особняке беда, а так гораздо теплее. И на спальное место расходовать средства не придётся.
- Врой, что за дебильная отговорка!
Бел недовольно завозился и распахнул глаза, спрятанные за длинной чёлкой:
- И-ши-ши-ши… Я решил, что глупая Акула больше не осмелится вопить во сне, если рядом будет спать принц…
- Врооой! Ах ты, мелкая… - и тут до мечника дошёл весь смысл сказанного.
Скуало ведь и вправду кричит во сне. Уже больше года после инцидента с Колыбелью. Отчаянно надрывается, мечется по постели и всё равно никак не может ни спасти, ни дозваться. И свято верит в то, что когда-нибудь лёд всё-таки расколется.
Волосы уже прикрывают лопатки, только неровно обрезанная чёлка падает на глаза. Бел постарался, за что и получил. Тонкие серебристые нити приковали Супербию к клятве прочнее любых цепей.
- Подвинься тогда, что ли… - ворчит Скуало, наконец, вышедший из оцепенения. Принц нехотя уступает место, а потом снова подкатывается под бок и вцепляется тонкими пальцами в ворот застиранной пижамы и тянет на себя, обнажая острое плечо и расчерченную прозрачным рубцом левую ключицу.
- Малой, отвали, - Супербия отодвигает принца к стене и прижимает ладонь к саднящему шраму, полученному в той мясорубке в особняке Вонголы. От левой ключицы до пятого ребра.
Ещё одна метка, оставленная на карте дорог, как когда-то хотел Занзас. Только по этой тропе Скуало будет идти до последнего вздоха.
Автор: elvishwolf и -Shiniko-
Бета: бетили вместе.
Пейринг/Герои: Занзас/Скуало, Маммон, Бельфегор
Рейтинг: NC - 17
Жанр: Ангст, слэш
Предупреждения: Нецензурная лексика.
читать дальшеСильная боль пульсирует в висках, словно желая свести с ума лежащего на кровати Скуало. Мечник пытается разомкнуть непослушные веки, но тут же крепко жмурится – яркий свет невыносимо режет глаза, да ещё и сфокусировать взгляд хоть на чём-то не представляется возможным. Зрение отказывается различать очертания предметов, всё расплывается, словно чернила на бумаге под дождём, и голова раскалывается так, что к горлу подкатывает тошнота, и во рту ощущается знакомый металлический привкус…
Кажется, в последний раз его рвало кровью.
Интересно, выиграл или нет? Скуало не помнит. Наверное, всё-таки победил, иначе какой смысл так упорно цепляться за жизнь?
Супербия вжимается в подушку, пытаясь спрятаться от раздражающего света: сил на то, чтобы привстать и сменить положение, у него нет. Парень старается расслабиться и уснуть, только боль, пока ещё глухая, задушенная лекарствами, уже начинает сводить мышцы, жидким огнём проникая в каждую клетку изувеченного тела…
Ему бы подремать… Хоть к Морфею, хоть в Тартар, хоть в вязкую, как болотная тина, пустоту, только бы урвать кусочек сна и забыть про боль. Тогда организм, привычный к нагрузкам, будет лечить себя сам, и восстановление пойдёт быстрее.
Да ещё эта грёбаная жара… В палате просто нечем дышать – так душно. Чёлка липнет ко лбу, волосы мокрые, а простыни и наволочку так и вообще хоть выжимай.
Или может, это у Скуало жар? Что ж, немудрено…
Юноша прекрасно понимал, что в палате, кроме него самого и мерзко пищащих приборов, никого нет. Но всё-таки раскрыл спёкшиеся, растрескавшиеся и кровоточащие губы в хриплом шёпоте-выдохе:
- Пить…
И вроде бы, не просит, просто озвучивает желание, но втайне отчаянно надеется: а вдруг кто-нибудь услышит?
Скуало кривит израненные губы в улыбке. Какое там услышат, он даже своего голоса не узнаёт…
Каково же было удивление мечника, когда со стороны окна донёсся пьяный смешок.
Доплавалась, золотая рыбка. Галлюцинации начались.
А когда к сухим губам чья-то рука поднесла стакан с прохладной водой, Скуало не то, что удивился – охренел сверх меры.
Парень кашляет, делая жадные, быстрые глотки, стакан чуть отклоняют, поддерживая Супербию под голову, и Скуало, будто через слой ваты, слышит чей-то хриплый смех:
- А ты живучий, мусор. Нет, если хочешь подохнуть – я не против, - за волосы ощутимо тянут, - Но подохни красиво, грёбаная рыбина, захлебнуться после такого – не комильфо.
- Да у тебя, мать твою, не спросился… - надсадно хрипит Скуало, отстраняясь. Голос кажется ему до боли знакомым, и мечник по привычке огрызается. Думать о том, кому он принадлежит, Супербия не хочет.
Его тянет в сон. Не иначе, как в воде было снотворное….
- Только попробуй сдохнуть, - слышит Скуало на грани сна и реальности, - Я тебя из ада вытащу и снова убью, мусор.
Парень усмехается, отдавая искалеченное тело и разум на милость Морфея. У некоторых галлюцинаций паршивого характера не отнять.
***
Скуало никогда не сдавался. Он был готов умереть, но достичь поставленной цели, даже если эта цель недосягаема.
На напряжённом, будто перетянутая струна, теле, нет ни единого живого места, а забинтованная культя левой руки до сих пор кровоточит и болит так, будто с несуществующей уже кисти заживо сдирают кожу и мышцы.
Силы выпиты до самого дна. Организм работает на износ и теперь, кажется, держится только на упрямстве и гордости своего хозяина.
Когда на карту поставлены цели, Скуало превращается в отлаженный механизм, для которого нет ни боли, ни страха. Не будет ни пощады, ни ничьей. Либо победа, либо смерть.
…Меч напоен кровью до самой рукояти. У ног молодого мечника поверженный враг, до последнего вздоха не выпустивший из руки оружия.
Для Тира – достойная смерть. Для Скуало…победа?
Упругие холодные струи дождя смывают с тела кровь и грязь, оплакивая побеждённого и поздравляя победителя. Супербия хрипло смеётся, давясь своей кровью.
Император Мечей повержен. Теперь этот титул, равно, как и главенство над Варией, по праву принадлежит ему.
Лезвие чужого меча легко вонзается в землю, заменяя павшему хозяину надгробие, и Скуало, не оглядываясь, уходит с поля битвы.
Варийцы удивлённо глядят на белобрысого пятнадцатилетнего мальчишку, перемазанного кровью. Спина у него идеально прямая, плечи расправлены, шаг твёрдый и уверенный, сомнений не остаётся – хозяин, победитель.
На траву тяжёлыми каплями падает кровь, отмечая путь за Скуало. Будто по красной ковровой дорожке идёт. Что ж, Императору положено. А что кровь своя – это ничего. Всего лишь цена.
В свинцово – серых, как грозовые тучи, глазах – немой вопрос:
«Ну, кто осмелится не признать?»
Взгляд у будущего босса острый, пронзительный…
Признали все.
Мечник сипло смеется, глядя на удивленные лица людей, что его окружили. Задача выполнена, и теперь ему можно расслабиться. Жаль только, что сил на то, чтобы дойти до базы, у него не осталось – вымученный организм брал своё.
Как будто чья-то рука опустила рычаг, и механизм, благодаря которому Скуало до сих пор оставался на ногах, замер.
Словно батарейки сели.
Когда кто-то поднимает его с сырой, напитанной влагой и кровью земли, парень собирает остатки сил и отталкивает чужую руку – пустите, мол, сам дойду. Вырывается, с трудом выпрямляет спину, делает несколько неверных шагов, падает, оскальзывается, харкает кровью, но снова и снова поднимается.
Не дойдёт, так доползёт. Сам.
Когда Скуало всё-таки поднимают на руки, ему не то, что вырываться – дышать больно. Взгляд у него цепкий, злой, мутный, брови сведены к переносице, перед глазами всё плывёт, и веки тяжело держать открытыми.
Вот тебе и пятнадцатилетний вихрастый подросток.
- Держитесь, босс, - слышит Супербия на грани сознания и усмехается краем рта. Чёрта с два он сдохнет – не для того он кровью и плотью эту победу вырывал.
***
Оправлялся Скуало тяжело и болезненно. Слабость и беспомощность его несказанно бесили, но, увы и ах, тело отказывалось ему повиноваться, отзываясь на каждое движение вспышкой лютой боли.
И отрубленная рука продолжает ныть. До самых кончиков отсутствующих пальцев. Но к этой боли Скуало уже успел приноровиться. Чуть позже ладонь ему заменит лезвие меча.
А время тянется издевательски медленно, будто безвкусная жевательная резинка. Около двух недель понадобилось только на то, чтобы перебороть боль и, наконец, суметь подняться с постели. В первое время чувства были задавлены сильными лекарствами, и большую часть времени Супербия дремал, уступая вязкому тяжёлому сну. А потом, как только появились силы для того, чтобы самостоятельно держать голову, стал отказываться от обезболивающих. Ночами, конечно, хотелось на стену лезть, но лучше привыкнуть к боли, чем потом мучительно отвыкать от лекарств.
Никто не сомневался – выживет, выкарабкается, стервец. Не такой породе да в деревянный ящик.
И ведь правда. Выкарабкался.
Под белоснежной рубашкой тело ещё перетянуто лентами бинтов, но Скуало уже не обращает на них внимания. Так мелочи, царапины. Последние швы скоро снимут, а к механическим пальцам он почти привык. Только болит перед непогодой.
На приёме в особняке Девятого Вонголы уже никто не смотрит на него, как на отчаянного, не в меру зубастого щенка. На него глядят, как на равного. И по сравнению с этим тот факт, что после боя с почившим Первым Императором Мечей собственной крови в теле Скуало было меньше, чем сильнодействующих препаратов меркнет и бледнеет.
А ведь это только начало.
И вроде бы, попасть сюда довольно почётно, но делать на этом приёме совершенно нечего. Супербии скучно. От алкоголя его воротит – напоминает о том, что растворами и прочей дребеденью он накачался на всю оставшуюся жизнь. А вот то, что мероприятие проходит на свежем воздухе, радует. Жаль только, дышать пока тяжело – рёбра не зажили. Убраться бы отсюда побыстрее…
И вдруг что-то заставляет молодого мечника остановиться. Застыть на месте и обернуться назад. Супербии кажется, что в спину ему направлено острое жало добела раскалённого меча. С насыщенно-красными каплями непролитой ещё крови, застывшими на лезвии.
Взгляд у Занзаса пронзительный, немигающий. Как у приручённого волчонка. Смотрит лютым зверем, будто изучает, принюхивается. А потом упрямо сводит брови и поджимает губы.
Он тоже сумеет. Уже сумел.
У Занзаса взгляд истинного лидера. Плевать, что он пока всего лишь волчонок в матёрой стае – такой станет вожаком, за которым хоть в Рай, хоть в Преисподнюю пойдут и вернутся.
В глубине глаз цвета бургундского вина – яростное, безумное пламя. Завораживает, вливается в вены, зовёт за собой…
И только под взглядом этих глаз Скуало впервые склоняет голову и добровольно отступает, положив Варию к ногам Занзаса.
Место босса Вонголы тот вырвет сам.
…Третья бутылка виски прямым попаданием полетела в мусорное ведро. Скуало абсолютно не разбирался в алкоголе – ему было все равно, что и как пить. Однако точно знал, что наутро голова у него будет лёгкая и пустая – тренироваться он будет в любом случае, а всё остальное – мелочи, не достойные его внимания.
Супербия молча смотрел на сидящего, вернее, вольготно развалившегося в кресле Занзаса. Чем больше тот пил, тем меньше напоминал мечнику сжатую пружину, и тем менее злым и колючим становился его взгляд.
Сейчас сын Девятого похож на сытого льва. Вроде бы, спокоен, расслаблен, почти дремлет, но чуть что не по его – сожрёт и не подавится.
Скуало с недоумением всматривается в Занзаса, не переставая поражаться ему. Мечник удивлён - этот чёртов высокомерный придурок ещё и недоволен своей жизнью. Сын Девятого Вонголы, наследник, живет в достатке, ничем не обделен. Словца поперёк не скажи, а скажешь – будешь не рад. Однако избалованным Занзас не выглядит. Он просто берёт то, что принадлежит ему по праву. Или вырывает зубами, это уж как придётся.
Так чем же Тимотео не устраивает родного сына?
- Вроой, - не своим от выпитого голосом тянет Скуало, - Занзас, ты… странный. Тебе жить хорошо, так какого черта ты ведешь себя так? – Супербия дерзит беззлобно, без яда, скорее, по привычке – Занзаса он начал уважать с первой же минуты их знакомства.
Смех у Занзаса не то, чтобы неприятный… Только кажется, что хохот вот-вот скатится в истерику.
- Супербия, - пальцы теребят одно из вплетённых в чёрные волосы перьев, - Вот скажи: ты, когда своей железкой машешь, следишь за тем, чтобы спина была прикрыта?
Скуало не понимает, к чему клонит будущий Десятый, но медленно кивает.
- Так вот… А у меня в загривке нож. Давно всадили, но как старались! Глубоко, с анестезией загоняли, мать их, хрен вытащишь теперь. Разве только с мясом, с кровью.
Супербия молчит. Ответить ему нечего.
Так и сидят. Молча, время от времени прикладываясь к стаканам, и не глядя друг на друга.
В комнате жарко, душно. Мечник ослабляет узел галстука и расстёгивает верхние пуговицы рубашки.
Чёртов виски. Чёртов босс.
Тишину разрывает кашель - Скуало поперхнулся. Кажется, ему уже достаточно, иначе вставать утром будет ой как тяжко…
Супербия восстанавливает дыхание и уже собирается вытереть виски с губ и подбородка тыльной стороной ладони, как вдруг его крепко хватают за запястье.
- Он, блять, стоит больше, чем твоя никчёмная шкура! – шипит Занзас, вжимая Скуало в кресло. Хватка у него мёртвая – не вывернешься. И взгляд цепкий, обжигающий, хмельной…
- Да пошёл ты… - хмурится мечник, глядя в винно-красные глаза оппонента. Почему-то ему кажется, что если сейчас в комнате раздастся хруст ломающейся ключицы, он ничуть не удивится.
Занзас заносит руку, и Супербия уже ожидает крепкой затрещины. Или удара в челюсть. Как повезёт.
А вот того, что босс аккуратно соберёт янтарные капли и слижет их с пальцев… Это уже что-то из области фантастики.
Удивительное рядом.
В ответ на недоумевающий взгляд острых серых глаз Занзас лишь пожимает плечами, мол, не пропадать же добру?
В другое время – убил бы за такое. Ни на секунду не усомнившись и не пожалев потом о содеянном. А сейчас то ли алкоголь действует, то ли он просто устал, но Скуало лишь упирается рукой в плечо Занзаса, лениво пытаясь оттолкнуть его. А потом и вовсе прекращает сопротивляться.
Если Занзас пропил последние драгоценные граммы серого вещества – это его проблемы. Главное, шею свернуть не пытается, да и пулю в лоб пускать, вроде, не собирается.
Пусть его… Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы никого не убило.
- Врой, да делай, что хочешь, чёртов босс! – раздражённо рычит мечник. И тут же осекается и замирает, когда Занзас прижимается лбом ко лбу Супербии.
И чёрт же его дёрнул такое ляпнуть. И не кому-нибудь, а этому чёртовому красноглазому придурку. За свой язык придётся расплачиваться….
Лоб у Занзаса горячий, как сковородка. Пламя Ярости сейчас дремлет, свернувшись сытым зверем и оставив в груди пустоту, которую до смерти хочется заполнить. Хоть чем-то….
- Не нарывайся, мусор, - негромко произносит сын Девятого, расслабленно прикрыв глаза. Двигаться ему не хочется. И убивать эту белобрысую бестолочь тоже желания нет. А вот так сидеть почему-то хорошо, уютно. Создаётся ложное ощущение того, что спину ему всё-таки прикрывают…
А может, и не ложное. Может, для этого мусора с рысьими глазами глупая клятва что-то, да значит…
Если уж эта безбашенная акула склонила голову и покорилась, значит, до конца пойдёт. Такие не бросают.
Запах у него – и то свой. Приевшийся, знакомый. Спёкшаяся кровь, порох и алкоголь.
Кстати, пить Супербия так толком и не научился ещё. Да ему, вроде, и незачем.
Губы у него ещё влажные после виски. А он, как раз, только что закончился…
Занзас касается уголка губ Скуало своими, сухими, обветренными, собирает последние капли. И усмехается.
Твою же мать, так это называется поцелуем! Интересно, а как этот вихрастый кусок идиота отреагирует?
Весь подобрался, дышит шумно, часто, с присвистом… И взгляд злющий, удивлённый. Но никак не испуганный.
Ну не знают, не знают в Варии такого понятия, как страх.
Занзас усмехается. А если немного иначе?
Лёгкие, будто бы и не значащие ничего касания губ превращаются во властный поцелуй.
Глаза у Скуало широко распахнуты, радужка посветлевшая, почти белая. Не удивлён – шокирован. И вырывается почему-то не сразу…
- Совсем сдурел, чёртов босс? – бухтит Супербия, сердито глядя на Занзаса из-под отросшей чёлки.
Вот тебе и первый поцелуй, которым этот конь Дино ему все уши прожужжал. Интересно, что ещё взбредёт в эту хмельную головушку?
- Сам сказал: делай, что хочешь, - недобро усмехается Занзас, притягивая Скуало за острый подбородок. Вкус виски отдаёт железом – этот придурок умудрился где-то рассадить губу. Но отрываться не хочется. Понравилось.
И, кажется, не одному Занзасу. Супербия не вырывается.
И не явно не только потому, что босс ему шею свернёт – у акулы тоже дури немерено. Просто не хочется. К тому же, это, оказывается, не так уж и омерзительно. Даже приятно.
В комнате тепло, почти жарко, а Скуало покрывается холодной испариной, вздрагивает, что не укрывается от Занзаса:
- Знобит тебя, что ли? – быстро щупает лоб и снова впивается в губы, зализывая ранку, - Учти, мусор, если подохнешь где-нибудь на миссии из-за этого, я тебя из-под земли достану и грохну, ясно тебе?
- Да катись ты к чёрту…
А целоваться босс умеет, ничего не скажешь. Губы кровоточат, болят, но Скуало входит во вкус, подаётся навстречу, отвечает…
Ему это…нравится?
Грёбаный Луссурия, убить гомика мало. С кем поведёшься, как говорится.
Занзас ухмыляется, что несказанно злит Супербию. Скуало сам притягивает к себе босса, целует глубоко, настойчиво. Не одному Занзасу всё дозволено.
Горячие сильные пальцы ложатся на белое горло, и мечник вздрагивает. Вот же идиот, забыл, с кем имеет дело. Придушит – и поделом.
Удивительно, но пальцы Занзас не сжимает, только с прямо-таки детским любопытством гладит незащищённую открытую шею.
Зрачок у Скуало расширяется, почти перекрывая серую радужку. Не думал, что позволит. А уж тем более не подозревал, что от прикосновений к горлу руки, которая может с лёгкостью отправить его к праотцам, может так сладко тянуть внизу живота.
- Что, нравится, мусор? – ухмылка на лице Занзаса становится шире, когда тот видит на бледных скулах мечника едва заметный румянец.
- Руки убери! – беззлобно ворчит Скуало, скорее, по привычке. Нет, он хочет, хочет, чтобы ладонь босса подольше оставалась на его горле. Такое позволено только Занзасу, любой другой бы давно получил полметра стали под рёбра.
А чёртов босс наглеет всё больше, касается кожи горячими шершавыми губами, спускается ниже, целует во впадину между ключицами, и Супербия давится воздухом. Брюки ему уже жмут.
Потом всё можно будет свалить на то, что оба были пьяны в доску, а пока… Будь, что будет.
Да босс, видно, и сам возбуждён не меньше. Но ухмыляться эта красноглазая сволочь не перестаёт. Дразнит, как бы невзначай проводит рукой между ног, касается губами шеи, вновь заставляя мечника вздрогнуть, а потом склоняет голову и утыкается в плечо Скуало:
- Мусор…
- Чего тебе, чёртов босс?
- Ты в курсе, что у тебя стоит?
- Аналогичный вопрос.
Горячая рука снова касается шеи, и Скуало лениво переводит взгляд на Занзаса.
- Сними эти тряпки, что ли… Я хочу дальше посмотреть.
Супербия хмыкает и расстёгивает пуговицы:
- Будь по-твоему, чёртов босс.
***
Занзас оглядывает обнаженное тело Скуало, хищно облизываясь. Мечник был хорош, чертовски хорош. Весьма тонок и гибок, худой – но в то же время хорошо сложенный, похожий на лёгкий смертоносный клинок. Супербия глубоко и часто дышит, исподлобья глядя на Занзаса. Грудь часто поднимается и опадает, стройные ноги широко разведены, дрожит, весь в холодной испарине, и босс в некоторой степени заворожен этим зрелищем. Красив, стервец, ничего не скажешь.
Раскрытый, ничем не защищённый… Вряд ли кровожадная акула Варии позволяла видеть себя таким кому-либо ещё, и мысль об этом была чертовски приятна. И Занзас сделает так, чтобы он принадлежал только ему, и никому более.
Сжат, как пружина, весь в каких-то синяках, подживающих порезах, шрамах, левая ладонь, теперь уже механическая, затянута в перчатку, волосы встрёпаны… Не акула, а драный уличный кошак, честное слово.
«Интересно, - ухмыляясь, думает Занзас, - А если его за ухом почесать – заурчит?»
- Врооой, ты вконец охренел?! – шипит мечник, когда босс вжимает его в подушку, но замолкает, когда на затылок ему ложится широкая ладонь, а нежной кожи за ухом касается чуть шершавый, как у кошки, язык. Скуало давится воздухом и рассержено сопит. За урчание сойдёт.
Волосы у Супербии, оказывается, мягкие, густые. Отрастут – приятно будет пропускать сквозь пальцы. Хотя это вряд ли. Всё уже решено, и совсем скоро Занзас станет Десятым.
Но ему почему-то кажется, что гриву Скуало всё-таки отпустит.
- Врой, чёртов босс! – Занзас морщится и нехотя отрывается от своего занятия. Что ни говори, а глотка у этого акульего мусора лужёная, - Какого ты там всё пробуешь?! Жри уже!
- Учти, белобрысый идиот, я тебя за язык не тянул.
«Доведи акулу до невменяемости» - игра, безусловно, интересная. Но опасная. Скуало беспрестанно дёргается, шипит и ругается, что Занзаса бесит и нервирует.
- Вроооой! – Супербия старается не двигаться – босс может запросто сломать ему руку, которая и срослась - то сравнительно недавно, - Т-ты что творишь….
Пока Скуало злобно пыхтит в подушку, оставаясь в одном положении, Занзас разглядывает тощую спину с выступающими позвонками и острыми крыльями лопаток. Шрамы на белой, блестящей от пота коже складываются в карту дорог, пройденных мечником. Ему идёт…
Занзас, не ослабляя хватки, проводит носом вдоль позвоночника, целует, зализывает старые шрамы. Каждая отметина оставлена чьей-то рукой, и он хочет оставить поверх них собственные метки…
- Да понял я уже, что ты так просто от меня не отвалишь… Отпусти, дёргаться не буду, - примирительно-сердитым тоном выдаёт Скуало. Занзас, усмехнувшись, разжимает пальцы, и Супербия, хмуро глядя на босса из-под чёлки, растирает затёкшее запястье и переворачивается на спину.
Босс целует выступающие ключицы, рассечённые светлыми рубцами, оглаживает горячими пальцами грудь, и удовлетворенно отмечает: дышит Скуало неровно, глубоко и часто, прикрывает глаза, старается не двигаться. Значит, хорошо…
Занзас касается губами впалого рельефного живота. Мышцы напряжены страшно, да он и сам, как струна: тронешь – зазвенит. Вздрагивает, комкает в ладонях покрывало, разводит ноги чуть шире, чтобы боссу было удобнее. И кладёт на чернявую макушку длиннопалую ладонь, зарываясь пальцами в растрёпанные волосы. Дышит медленно, глубоко, пока Занзас издевательски-медленно проводит влажную дорожку поцелуев-укусов к низу живота…А потом дёргается и резко отпихивает его от себя.
Кто ж знал, что белобрысый мусор боится щекотки?
Скуало едва ли не плюётся ядом и концентрированной серной кислотой, когда босс, не переставая садистски улыбаться, начинает медленно водить пером по его животу, незаметно переходя к внутренним сторонам бёдер.
- Д-долго ещё играться в вождя краснокожих будешь? – шипит Супербия, нетерпеливо ёрзая под Занзасом.
- Заткнись.
Продолжается пытка удовольствием – как бы Супербия не ершился, ему это нравится - недолго. Босс откладывает перо и переключает внимание на бёдра.
У Скуало перехватывает дыхание. К ласке они не приучены – ни тот, ни другой, а поэтому изводить эту невозможную акулу особенно приятно. Мечник снова хмурится, недовольно бормочет что-то, шипит. Супербия – это Супербия, и этим всё сказано.
Ноги у него длинные, стройные, с длинными узкими ступнями. И - куда же без этого - в синяках и царапинах. Любоваться можно бесконечно, равно, как и прикасаться.
Когда Занзас впервые касается губами длинного, почти сошедшего рубца на голени, то не без удовлетворения отмечает, что варийская акула поджимает пальцы и разводит ноги чуть шире, открывая более чувствительную кожу на внутренних сторонах бёдер. А потом совсем затихает, выпадая из реальности, когда босс, улыбнувшись краешками губ, гладит нежное место горячей ладонью и целует….
Скуало кусает губы, смотрит исподлобья, но тело выдаёт его с головой. Виски бьёт в голову, но больше этого его сводит с ума то, что сейчас вытворяет Занзас.
Босс льнёт к губам Скуало, мимолетно целуя его, а затем касается длинными пальцами губ парня – и тут же натыкается на непонимающе-возмущённый взгляд серых глаз.
- Не тупи. Ты ж рехнёшься, если насухую.
И Скуало, так и не высказав возмущения, приоткрывает губы и медленно облизывает каждый палец босса, мягко посасывает указательный и средний пальцы, изредка покусывая их. Занзас же откровенно любуется его действиями, разглядывая бледное лицо. Чуть более расслаблен, чем раньше, дыхание глубокое, рваное… Ему хорошо, а значит, банкет можно продолжать.
Приёмный сын Девятого горячей шершавой рукой гладит Скуало по низу живота, задевая светлые волоски в паху, огибает линию бёдер и касается подушечкой указательного пальца сжатого кольца мышц, слегка надавливая. Супербия мгновенно неловко зажимается и дёргается в сторону:
- Вроой! Совсем сдурел?!
Нет, так дело не пойдёт. Занзас подтягивает мечника к себе, вынуждая того прижаться к его груди и медленно гладит большим пальцем выступающую тазовую косточку. Затихает, успокаивается, прекращает дёргаться, к чему-то прислушиваясь, терпит, пока босс почти осторожно массирует покрасневшее отверстие.
- Расслабься, мусор, ты ж не баба какая-нибудь, - Занзас оглаживает внутреннюю сторону бедра Скуало, когда тот, наконец, раскрывается. Заслужил поощрение.
Ему-то легко говорить, ворчит про себя Скуало и резко вздрагивает, когда Занзас вводит в него палец на одну фалангу. Не то, чтобы ему было больно, давящее ощущение заполненности, скорее, просто неприятно, но ему это кажется ненормальным, совершенно ненормальным – чувствовать в себе пальцы босса. Занзас лишь ухмыляется, тем не менее, внимательно наблюдая за реакцией мечника – вдруг что-то не так? Не искалечить бы. А ещё очень уж хочется послушать, как эта чёртова акула стонет…
Занзас медленно вводит палец чуть глубже, ласкает изнутри, растягивает. Супербия часто дышит, кусая губы и комкая простыни, порывается свести острые колени вместе, но только крепче сжимает плечо босса механическими пальцами, когда на затылок ему ложится чужая рука. Теплая ладонь, как ни странно, весьма успокаивающе гладит Супербию по голове, словно отвлекая его этим жестом от возможных неприятных ощущений. Босс неторопливо перебирает прядь за прядью, собственнически усмехаясь – отныне Скуало принадлежит ему, и никому более. Занзас наклоняется к мечнику, медленно обводит кончиком языка тонкие губы Скуало и целует его, одновременно добавляя второй палец. Акула широко распахивает глаза, резко отстраняется и кусает босса за плечо, вздрагивая всем телом.
- Больно тебе, что ли? – Занзас тянет за серебристые пряди и берёт Супербию за острый подбородок.
- Да сам бы…попробовал, придурок… - шипит Скуало, но рот ему затыкают глубоким властным поцелуем.
Когда пальцы продвигаются чуть глубже, мечник недовольно морщится. Разумеется, ему больно – смазки слишком мало, однако, отвлечь его довольно легко.
Длинные тёплые, почти горячие пальцы задевают что-то внутри, и Скуало тихо, едва слышно стонет. Предательская простата…
Занзас победно улыбается, посильнее надавливая на чувствительное место. Супербия сам признал своё поражение, и надо сказать, стонет эта блажная рыбина чертовски красиво. Не сравнить с его воплями.
Скуало жмурится и сводит брови к переносице, против своей воли подаваясь вперёд. Сдаваться на милость победителя он вовсе не желает (ну, почти), а проклятое тело, ещё недавно губкой впитавшее сто тысяч чужих атак, точно так же прочно запоминает и об удовольствии. И само тянется к его источнику.
- Грёбаный босс… - полушипит-полустонет Супербия в ухо Занзасу. Ему больно, неприятно, досадно от того, что так легко сдался, и чертовски хорошо вместе с тем, так что пока что он позволяет продолжать. И ведь серые глаза уже заволакивает мутной пеленой удовольствия, хоть он и не спешит это признавать. Движения всё заметнее, увереннее, стоны всё громче. Всё-таки сдался. Сейчас ему можно…
Когда на живот мечника падают прозрачные капли его собственной естественной смазки, Занзас решает – достаточно. И медленно вытаскивает пальцы.
- Врой….Да ты осатанел, - недовольно шипит Супербия, не глядя на босса. Тяжело дышит, зрачки почти перекрыли посветлевшую, почти белую радужку, раскрытый, обнажённый, ноги широко раздвинуты, тонкие пальцы на узких стопах поджаты, напряжённый член сочится смазкой… Потрясающее зрелище. И ведь только ему, Занзасу, позволено это видеть.
-Только попробуй кончить раньше, хренова псевдоакула – пристрелю, - хмыкает босс Варии, подхватывая Супербию под бёдра. Тот послушно приподнимается, раздвигает ноги, и Занзас, поддерживая его, направляет член в раскрасневшийся растянутый вход.
И в последнее мгновение догадывается зажать акуле рот.
Кусается Скуало так, будто у него и впрямь полторы тысячи зубов в три ряда. Шипит, дёргается, пытается отодвинуться, да куда там… Хватка у Занзаса мёртвая. А ещё этот чёртов босс так и не дал ему привыкнуть, сразу начав двигаться.
- Врооой, ты не резиновую бабу трахаешь! Мне, между прочим, больно, блять!
- Заткнись, - рвано выдыхает Занзас, всё же чуть замедляясь. Оказывается, у мусора вполне себе неплохой голос, когда он не орёт, а уж его стоны можно слушать до бесконечности. Довести его до хрипоты всё равно не получится – горлу Супербии хрипеть не пристало. Внутри Скуало страшно тесный и горячий, сжимается почти до боли, и двигаться тяжело. Если не расслабится, стонов Занзас больше не услышит.
Супербия, дотоле активно вырывающийся и стремящийся отстраниться, замирает, когда горячая широкая ладонь босса с разбитыми в кровь костяшками скользит по его животу, размазывая прозрачные капельки смазки, касается бёдер, легко поглаживает возбуждённый член, потирает большим пальцем влажную головку, ласкает яички… А потом он снова задевает бугорок простаты, и мерзкое ощущение того, что тебя будто разрывают пополам сменяется почти болезненным острым удовольствием. Перед глазами всё плывёт огненными пятнами, голова кружится, и Скуало, тщетно пытаясь найти точку опоры, впивается пальцами в широкие плечи. В другое время Занзас бы его убил, обязательно убил, но сейчас только удовлетворённо хмыкает и терзает шею и окровавленные губы жадными поцелуями.
Босс уже не контролирует свои действия – от тугого горячего тела, белой, блестящей от пота кожи, расчерченной полосами шрамов, и протяжных редких стонов у него напрочь сносит крышу. Толкается глубоко, сильно, резко, заполняет до самого основания, каждый раз задевает простату, и не перестаёт наслаждаться тем, что эта невыносимая гордая акула покоряется только ему.
Супербия пытается что-то сказать, задыхается, бормочет что-то в ухо, но снова срывается на стон, крепко вцепляясь в широкие смуглые плечи. Сжимается он так, что сам Занзас чувствует лёгкую боль, извивается змеем, подаётся вперёд, толкается членом в руку, пытается убрать с глаз мокрую от пота чёлку и смотрит мутными, но по-прежнему пронзительными глазами. Стоны становятся громче, переходят в оглушительные крики, и босс прижимает к перемазанным кровью губам ладонь. Скуало под ним мечется, жмурится от болезненно-вязкого тягучего, как патока, и острого, оглушающего удовольствия, подаётся навстречу и тянется к своему паху, накрывая своей ладонью ладонь Занзаса. Зрелище сводит с ума, и приёмыш Девятого понимает, что больше он не выдержит. Занзас делает несколько быстрых, резких, особенно глубоких толчков, подхватывает Супербию под поясницу, чувствуя, как тот дрожит, и его собственное тело сводит судорогой оргазма…
А потом они оба на время выпадают из реальности…
- Босс… Слезь с меня, придушишь же к чёртовой матери, - раздаётся в комнате хриплый голос Скуало. Супербия силится приподняться на локте, пытается спихнуть с себя тяжёлое горячее тело и вновь откидывается на подушки, осознав бесполезность затеи. Занзас сейчас похож на здоровенного ленивого кота – ничего не будет делать, пока сам не захочет.
Босс сонно приоткрывает один глаз и нехотя скатывается, но лишь для того, чтобы полюбоваться на то, до чего он довёл эту чёртову псевдоакулу. А посмотреть определённо есть на что.
Губы у Скуало припухшие, истерзанные, разомкнутые, подбородок перемазан кровью, на белом горле алеют следы укусов и засосов. На шее, ключицах, тяжело вздымающейся груди блестят бисерины пота. Живот покрыт естественной смазкой и плёнкой подсыхающей спермы, бёдра и простынь под ним в белых разводах. Надо же, оказывается, акулий мусор получил удовольствие… Надо будет повторить при случае, думает Занзас, подминая Супербию под себя. Тот снова недовольно ёрзает и хмурится:
- Твою мать… Занзас, хренов ты эгоист, я теперь не то, что сидеть – ноги нормально свести не могу… Поаккуратнее не мог?!
Скуало трёт немилосердно слипающиеся глаза, ворочается, возмущённо сопит над ухом, и Занзас по-хозяйски обхватывает мечника за талию, зевая, будто сытый лев:
- Умолкни. И спи уже, мусор.
Скуало, конечно, замолкает не сразу, но вскоре устраивается поудобнее, насколько это вообще возможно под тяжеленным телом босса, и затихает. Стало быть, уснул.
«Надо будет как-нибудь повторить», - усмехается Занзас, запуская пальцы в растрёпанные серебристые волосы, и слышит сонное «Отвяжись, чёртов босс, я спать хочу». Мусор совершенно зарвался, но убивать его пока не хочется, поэтому он всего лишь несильно сжимает бедро Супербии и проваливается в сон.
Такие встречи повторятся не раз и не два. А через два с половиной месяца состоится бунт против власти Девятого.
***
Скуало не имел привычки долго спать, однако этим утром мечнику не хотелось просыпаться от слова совсем – уж слишком теплой и уютной казалась ему кровать. Вот только почему-то сразу с двух сторон.
Однако Супербию разбудила мысль не об этом, - что-то очень больно упиралось ему в сломанные ребра и пиналось. И опять же, с двух сторон.
- Мать твою, что за херня… - недовольно заворчал Скуало, лениво открывая глаза. Под одеялом явно что-то копошилось, и мечник резко сорвал его с кровати.
К нему тесно прижималось два лохматых чуда, одно из которых ехидно шишишикало сквозь сон, а второе, размером с пол руки Скуало просто что-то тихо сопело.
- Ну и какого хрена вы оба здесь делаете? - взвыл Супербия, сверля взглядом вольготно расположившихся в его постели Маммона и Бельфегора. Ладно, иллюзиониста притащил этот венценосный сопляк, а сам-то он зачем припёрся? Вроде, после того, как Скуало выпорол Бела на днях, мальчишка клялся, что прирежет его при первой же возможности. И вот, пожалуйста – подкатился под бок и спит, как ни в чём не бывало.
- Какого чёрта ты тут забыл? – прошипел мечник, встряхивая Маммона. Тот лениво поднял голову:
- Прекрати меня трясти. Для меня гораздо экономнее спать с вами. На дворе не май месяц, с отоплением в особняке беда, а так гораздо теплее. И на спальное место расходовать средства не придётся.
- Врой, что за дебильная отговорка!
Бел недовольно завозился и распахнул глаза, спрятанные за длинной чёлкой:
- И-ши-ши-ши… Я решил, что глупая Акула больше не осмелится вопить во сне, если рядом будет спать принц…
- Врооой! Ах ты, мелкая… - и тут до мечника дошёл весь смысл сказанного.
Скуало ведь и вправду кричит во сне. Уже больше года после инцидента с Колыбелью. Отчаянно надрывается, мечется по постели и всё равно никак не может ни спасти, ни дозваться. И свято верит в то, что когда-нибудь лёд всё-таки расколется.
Волосы уже прикрывают лопатки, только неровно обрезанная чёлка падает на глаза. Бел постарался, за что и получил. Тонкие серебристые нити приковали Супербию к клятве прочнее любых цепей.
- Подвинься тогда, что ли… - ворчит Скуало, наконец, вышедший из оцепенения. Принц нехотя уступает место, а потом снова подкатывается под бок и вцепляется тонкими пальцами в ворот застиранной пижамы и тянет на себя, обнажая острое плечо и расчерченную прозрачным рубцом левую ключицу.
- Малой, отвали, - Супербия отодвигает принца к стене и прижимает ладонь к саднящему шраму, полученному в той мясорубке в особняке Вонголы. От левой ключицы до пятого ребра.
Ещё одна метка, оставленная на карте дорог, как когда-то хотел Занзас. Только по этой тропе Скуало будет идти до последнего вздоха.
@темы: Xanxus | Squalo, fanfiction
-
-
17.10.2012 в 23:49-
-
06.04.2013 в 19:17-
-
10.04.2013 в 13:45-
-
21.06.2013 в 11:44горячо, дико, парни очень правдивые, и ни капли ооса, что самое важное.
их вообще, кажется, очень трудно прописать без ооса и у вас, автор, получилось более, чем хорошо.
спасибо.
-
-
25.06.2013 в 19:36-
-
03.07.2013 в 09:35